Как и многие фронтовики, вспоминать о тех далеких страшных годах, бередить прошлое Дмитрий Петрович Ястребов не любит. Разве что под влиянием какой-то памятной даты нахлынут воспоминания, когда рядом молчаливые слушатели с неподдельным интересом в глазах, на столе любимый иван-чай с липовым медом. Записную книжку лучше не доставать: собьешь с мысли, спугнешь ветерана. Слушаю и запоминаю. О чем услышал я в один из майских дней 2015 года, тем и делюсь.
Повестка из военкомата пришла Дмитрию Ястребову осенью 1942 года, когда шла кровопролитная гигантская битва за Сталинград. Восемнадцать лет ему еще не исполнилось, но страна напрягала все силы в борьбе с захватчиками, и паренек из Карасевки с готовностью подставил свои неокрепшие плечи, встал в строй защитников Отечества. Три месяца в запасном полку на Урале показались вечностью, хотелось скорее на фронт, бить ненавистных фрицев, которые пришли убивать, жечь, грабить.
Обученный минометному делу, он принимал участие в окружении и разгроме элитной 6-й германской армии фельдмаршала Паулюса в феврале 1943 года. За меткую стрельбу, уничтожение живой силы и техники гитлеровцев получил из рук прославленного Чуйкова медаль «За боевые заслуги». Видел, как шли под конвоем наших солдат пленные немецкие вояки: изможденные, совсем не страшные, а жалкие, обернутые в какие-то тряпки, один брел в накинутой на плечи женской шубе, у другого – вот гад! – голова была обмотана пуховой шалью.
Судьба сержанта Ястребова, командира минометного расчета, вскоре круто изменилась. В марте 1943 года его направили в Уфу на курсы шоферов. Ускоренное обучение – и в июне весь выпуск, около 60 шоферов, откомандировали на резервный фронт под Курск. Ястребов попал в танковую бригаду, впоследствии ставшую дивизией, а затем и армией прославленного генерала Катукова. Отдельный автобатальон, где ему предстояло воевать, обеспечивал танкистов всем необходимым: горючим, боеприпасами, продовольствием, запчастями, вывозил в госпитали раненых.
От железнодорожной станции, где выгружались эшелоны, до расположения бригады было километров 60–70, но какие это были километры. Огненные! Конечно, если была острая необходимость, ездили и днем, но фашистские «мессеры» гонялись за каждой машиной, и если в небе не было советских истребителей, то поездка могла закончиться печально. Поэтому чаще всего за грузом ездили в ночное время, да еще и с погашенными фарами. У немцев были ночные истребители, которые охотились за любыми советскими движущимися объектами. Дмитрий Петрович не раз и не два попадал в такой «переплет», но ему удавалось каким-то чудом уходить от фашистского летчика: он лавировал между воронками от бомб, резко тормозил, давал задний ход или, наоборот, полный газ вперед.
Но однажды не повезло. Ехал с грузом запчастей, и бомба упала впереди. Очнулся он в кювете, а машину разнесло в клочья. Ощупал себя: вроде бы все на месте, руки-ноги целы, ни единой царапины. Только оглушило слегка. Даже в медсанбат не пошел. «В чем секрет? – спрашивает ветеран. – Да, наверное, мать, Пелагея Макаровна, крепко молилась за меня. Царство ей Небесное, редкой веры была женщина. В любую погоду, в слякоть, мороз, ходила она по воскресеньям пешком из Карасевки (она теперь на дне Куйбышевского водохранилища) в Воскресенскую церковь, что на старом кладбище в Ульяновске. Иногда и меня, мальца, брала с собой. Когда провожала в действующую армию, дала мне маленькую икону Николая Чудотворца и крестик, который велела зашить в гимнастерку, когда нас переоденут. Крестик тот медный и образок я пронес через всю войну.
А еще, – продолжает ветеран, – я никогда не пил фронтовые 100 грамм, которые нам выдавались, поэтому и реакция была хорошая. Перед рейсом я всегда обходил машину со всех сторон, говорил: «Господи, помилуй» и осенял грузовик крестным знамением. И ничего с убитых немцев не снимал. Вот и вся премудрость», – заключил седой ветеран, позвякивая орденами Красной Звезды, Красного Знамени и Славы III степени. А медали все раздал ребятишкам, своим внукам и соседским.
Судьба хранила Ястребова. Однажды привез он в бригаду мешки с сухарями. Поставил машину под разгрузку и решил навестить друзей-минометчиков. Набил карманы шинели сухарями и через овраг к рощице, где стояла минометная батарея. Раздал сухари, перекинулся парой слов и обратно к своей машине – предстояло раненых в медсанбат вывозить. Только успел добраться до расположения части, как немцы открыли шквальный артиллерийский огонь. Потом ему передавали, что после того артобстрела от его друзей на деревьях остались только пилотка, ремень да сапог. Задержись он там у них еще на 5 минут, и его разнесло бы в клочья.
«Немцы воевали умело, грамотно, у них разведка была сильная. Я считаю, защищать Родину надо учиться и большая ошибка, что в российской школе отменили начальную военную подготовку и срок службы в армии сократили дальше некуда. К тому же тепличные условия создали новобранцам: еда как в ресторане по заказу, телефоны, возможность пожаловаться адвокату на строгого командира. Армия – не детский сад и не санаторий, а школа мужества.
Россию как православную державу на Западе ненавидят. У них главная ценность – доллар, а у русских на первом месте жертвенная любовь к Отечеству». Ад кромешный он видел собственными глазами в августе 1943 года под Прохоровкой, на Курской дуге, когда в танковом сражении с обеих сторон участвовало более 2 тысяч танков и самоходных орудий. Тут и там пылали бронированные гитлеровские чудовища «Тигры» и «Пантеры» и наши Т-34, кричали заживо горевшие танкисты. Над полем боя стоял ужасный грохот, лязг гусениц, рев сотен моторов, нечем было дышать от смрада горевших человеческих тел. От пыли, поднятой разрывами бомб и снарядов, от дыма танковых моторов не было видно солнца. Просто жуть! Как он уцелел в этой мясорубке, одному Богу известно.
Еще один случай врезался в память ветерана. Ехал он тогда с донесением в штаб дивизии. День был очень жаркий, и вода в какой-то момент в радиаторе закипела. Увидев ручей, он решил остановиться, чтобы залить радиатор холодной водой. Свернул на обочину, остановился и, взяв брезентовое ведро, побежал вниз к ручью, и тут за его спиной прогремел взрыв. Обернулся, а его полуторка вверх колесами и горит. Видимо, сработала мина замедленного действия, на которую грузовик наехал. После этого его, «безлошадного», отправили в комендантский взвод, который охранял штаб дивизии. Стоя на карауле, однажды он увидел коренастого, властного вида генерала. Тот поздоровался и спросил у него: «Как служба, солдат?» Ястребов ответил: «Служу Советскому Союзу». «Служи, служи, брат», – сказал генерал. Потом Ястребов узнал, что это был сам Жуков.
Следующей его «ласточкой» был ЗИС-5. На нем проехал Украину, Белоруссию и чуть ли не всю Европу. На Украине досаждали бандеровцы. Они отравляли колодцы, брошенные немцами продукты, переодевались в красноармейскую форму и нападали на одинокие отставшие машины и на отдыхавших бойцов, издевались над пленными. Тогда и в страшном сне не могло присниться, что эти выродки будут править Украиной, что они столкнут два братских православных народа. Всем надо молиться, чтобы Господь вразумил украинский народ и их науськиваемых Западом правителей.
Война подходила к концу. Дмитрию Петровичу дали новенький американский «студебеккер», мощный, трехосный, с печкой в кабинке. «И кормить стали вполне сносно – сухарные дни закончились. В рационе появились тушенка и сгущенка, рыбные консервы, горячее питание. В освобожденных от оккупантов селах и городах встречали нас люди очень радушно. Обнимали, несли воду и полотенца, чтобы мы могли умыться, приглашали в дома, угощали. И чехи, и венгры, и болгары с цветами, музыкой и песнями, с кувшинами вина встречали нас, освободителей.
А теперь что творят? Кладбища оскверняют, памятники с постаментов сбрасывают. Горько и больно смотреть на это кощунство. Уверен, это безумие рано или поздно пройдет. Нам самим надо свято хранить и чтить память о тех, кто не дал фашистам топтать нас своими сапогами. Воспитывать наших детей, внуков и правнуков так, чтобы они не устраивали безобразных плясок у Вечного огня, чтобы не расписывали памятники непотребными словами».
Уже в Берлине с ним приключилось чудо, иначе этот случай и не назовешь. Расписывался он на стене рейхстага: «Старшина Ястребов, Ульяновск, доехал!» И вдруг кто-то тронул его за плечо. Оглянулся, мать честная, старший брат Иван. Он еще в 1939 году был призван, участвовал в Советско-финской войне, а потом, когда немцы напали на СССР, уже с фашистами воевал, оказывается где-то рядом. Командир батальона дал Дмитрию Петровичу увольнительную на сутки, и они с братом жили в каком-то пансионе у Бранденбургских ворот, спали на белых простынях, ели сосиски, гуляш, пили вино, гуляли по Берлину.
Смотришь на этого удивительного, не стареющего душой человека, и не верится, что ему под 90. Он бодр, жизнерадостен и, что не так часто встретишь, всем доволен, ни на что не жалуется. «Пенсия у меня хорошая, дети после смерти моей жены меня не оставляют, на дачу вот скоро повезут. И в школу пионеры приглашают. Когда здоровье было, в Прохоровку каждый год ездил – приглашение присылают. Грех жаловаться. Хранить бы надо, что имеем: наши поля и леса, Волгу, Байкал, веру православную – она нас объединяет, с ней никакие враги нам не страшны». Дмитрий Петрович Ястребов скончался на 91-м году жизни. Вечная память ему и всем отдавшим за нас жизнь. Живым фронтовикам низкий поклон и вечная слава!
Петр Смирнов
