Троице-Сергиева Лавра для меня – это особый мир. Это сказочный остров христианства в океане безбожного мира. Когда, будучи студентами Московской семинарии, мы входили за стены Троице-Сергиевой Лавры, мы понимали, что мы там «свои». Пусть мы – не коренные жители этого христианского города, но те, кто по праву здесь находится и несет в себе какое-то особое качество, отличающее нас от других. Мы там – граждане Церкви, а все остальные, кто сюда заходит, – они гости, иностранцы. В Лавру всегда приходило много светских людей. В их присутствии еще острее чувствовалась особость этой христианской страны. В ней живут монахи, студенты семинарии, священники, паломники, на которых явно виден отпечаток их внутреннего христианского качества. Они носители христианского духа, они там полноправные граждане, а не гости. Вот это различие двух человеческих природ в Троице-Сергиевой Лавре очень ярко бросается в глаза. Отличие христианского и нехристианского мира.
Я отношусь к той части священников, которая сначала была удостоена священного сана и только после этого получила духовное образование. В сан диакона я был рукоположен в 1995 году, а в сан священника – в 1997 году. Тогда у меня за плечами уже были Московский институт культуры и Санкт-Петербургская аспирантура, где я защитился как кандидат педагогических наук. Работал я в институте повышения квалификации учителей, где занимался педагогическими исследованиями. Мне вроде бы хватало жизненного опыта и общей эрудиции для того, чтобы понимать проблемы приходящих в храм людей, но, конечно, не хватало богословского образования. И я такой был не единственный. В те годы появилось довольно много батюшек, которые пришли в Церковь из светского мира уже вполне состоявшимися людьми. Порой мы задавали друг другу этот несколько мистически звучавший вопрос: кто кем был «в прошлой жизни». Кто-то до прихода в храм был врачом, инженером, военным, кто-то был педагогом, как я, или научным работником, кто-то был музыкантом, кто еще кем-нибудь, строителем, например. И это правильно! На мой взгляд, священник, до того как он начнет заниматься духовным окормлением людей, должен иметь некоторый жизненный опыт, чтобы понять те трудности, проблемы, обстоятельства жизни, которые совсем молодому человеку могут быть известны только теоретически.
Как-то раз к нам на престольный праздник в храм святого равноапостольного князя Владимира приехал владыка Прокл и сказал: «Мне кажется, братья мои, священники, что те из вас, кто в ближайшее время не получит богословское образование, наверное, будет служить по отдаленным деревням нашей богоспасаемой Ульяновской области. Такое у меня было видение». И мы сразу начали учиться. Я тоже стал размышлять, куда поступать, и подумал, что, если уж учиться, то в Москве. Конечно, это не так близко и не так удобно, как, например, в Самаре, но, с другой стороны… Мои детские годы – я несколько лет провел в Московском хоровом училище – и мое юношеское обучение в Институте культуры – все было связано с Москвой.
Я попросил благословения у владыки Прокла и поехал. Сдал документы и, к моему удивлению, был принят. Хотя я учил катехизис и пытался как-то себя приспособить к требованиям для поступающих в это учебное заведение, но, наверное, не очень хорошо им соответствовал. По прошествии лет я понимаю, что учеба в Московской духовной семинарии в Троице-Сергиевой Лавре явилась для меня очень значимым событием. Она оставила в моей жизни глубокий духовный след, наложила на меня своеобразную духовную печать, по которой меня, наверное, можно отличить от других священников. Думаю, что по этой невидимой печати можно отличить выпускников одной семинарии от выпускников других духовных школ.
Например, в Нижегородской семинарии больше внимания уделяется воцерковлению, воспитательной работе. Все студенты там поют в хоре, или читают, или еще каким-то образом привлекаются к церковным работам, делам богослужебного характера. К сожалению, мы были заочниками. Мы приезжали всего на две сессии в год, и нас было совершенно невозможно ни к чему привлекать, кроме учебы. Эту мысль об отличиях и своеобразии выпускников разных семинарий хорошо было бы обсудить коллективно с участием разных священников, учившихся в разных местах. А я могу немного рассказать только о Троице-Сергиевой Лавре.
Ритм жизни у нас был, прямо скажем, нелегким. Для его характеристики мне иногда приходило на ум словосочетание «гонка на выживание». Каждый день сдавался какой-нибудь экзамен. С утра назначалась установочная лекция или две, часто не соответствующие сдаваемому сегодня предмету. Потом наступало мучительное время очередного испытания. Я помню напряженную борьбу нервов, отчаянное стремление быть тем, кем и казаться-то не очень получалось. Каким-то фантастическим образом мы все-таки ухитрялись их сдавать. Наконец-то свершилось! Ура! Виктория! Катарсис! Ощущаем себя мудрыми, знающими, благостными и уверенными в себе. Снисходительно подсказываем и даем советы тем беднягам, кто еще не дошел до экзаменационного стола. Но эйфория длится недолго. Завтра снова в бой. До полуночи, а порой и всю ночь продолжается подготовка к сдаче следующего экзамена. Книги упорно не желают умещаться в голове. Вопросов так много, а ночь так коротка! Традиционно не выспавшись, мы все-таки приходили к 6 часам утра в Троицкий собор поучаствовать в братском молебне, приложиться к мощам преподобного Сергия. Мы чувствовали себя очень неуверенно, чувствовали себя в подвешенном состоянии и понимали, что очередной экзамен мы сможем сдать только чудом. Поэтому, когда мы приезжали на сессию, молились всегда от души, очень искренне и горячо. После молебна, после поклонения мощам преподобного Сергия Радонежского и другим святыням возвращались обратно в наш учебный корпус, который находился за пределами самой Лавры. И опять, сколько возможно, учили, наполняли свои непослушные головы сегодняшним актуальным материалом, слушали установочные лекции и как-то пытались сориентироваться по другим экзаменам.
По моему рассказу наша семинарская жизнь может кому-то показаться настоящим кошмаром, но это совсем не так. Мы видели образцы действительно знающих и образованных людей. Я сдавал основное богословие знаменитому профессору Алексею Ильичу Осипову, который прочитал нам пару лекций и как-то пытался на экзамене заставить нас рассуждать, в том числе и в догматическом плане. Одну из исторических дисциплин мы сдавали Алексею Константиновичу Светозарскому, очень эрудированному симпатичному человеку, ныне заведующему кафедрой церковной истории. Сейчас мы часто слышим его голос по телевизору – он комментирует Рождественские и Пасхальные богослужения Патриарха в Храме Христа Спасителя. Историю Русской Церкви у нас принимал Владимир Дмитриевич Юдин, легендарный историк, который почти наизусть помнил все прочитанные книги. Если ему задавали какой-то вопрос, он интересным образом наморщивал лоб и несколько секунд смотрел вглубь себя, как будто перелистывал то, что написано у него в памяти. А потом профессор начинал цитировать так, будто держал перед глазами страницу исторического документа или монографии. Это выглядело настоящим чудом. Нам читал лекции и принимал экзамены «страшный» протоиерей Владислав Цыпин – автор учебника по церковному праву, которому никто не мог сдать этот предмет. Я несколько раз откладывал сдачу церковного права, потому что предмет этот оказался для меня очень сложным. Если догматические и нравственные дисциплины я худо-бедно мог понять как систему теоретических философских знаний, в которой одна часть связана с другой, то церковное право для меня в систему никак не складывалось.
Несколько сезонов я откладывал сдачу экзамена по церковному праву, боялся сдавать. Но однажды во время другого экзамена прозвучал голос: «Отец Владислав Цыпин ушел обедать и оставил вместо себя ассистента, который тоже имеет право принимать экзамены и подписывать зачетки, а принимает он просто ангельски». И мы все, уйдя с другого экзамена, кинулись сдавать церковное право.
Особую часть нашего духовного образования мы получали по вечерам друг от друга. В общежитии на сессии встречались священнослужители из разных городов, разных регионов, собранные совершенно случайным образом. По вечерам в нашей келии звучали очень неформальные истории. Рассказывали о том, кто как служит, как в какой епархии организован священнический быт, взаимоотношения со священноначалием, с прихожанами, со спонсорами, общественностью, властями и другими людьми, с которыми священник встречается. Такое неформальное общение, когда собеседники друг от друга ничего не скрывали, давало нам очень много. Ни один преподаватель на лекциях по своему предмету ничего подобного нам не говорил.
Значительный контингент учащихся открывал большой простор для наблюдений. Можно было в одной аудитории встретить самые разные типы священнослужителей. В нашей группе были монахи, которые очень строго молились, очень сурово и немногословно себя держали. Они приезжали из каких-то северных лесов, имели имидж отшельников и пустынников и являли собой несколько обособленную группу в наших семинарских рядах. Встречались простые сельские батюшки – это тоже особый типаж. Этакие бородатые, лохматые, с хитринкой во взгляде под маской простодушия. Хотелось их нарисовать в лаптях с посохом, котомкой и еще какими-нибудь крестьянскими атрибутами. У нас были столичные интеллигенты, козыряющие своей утонченностью. Ну и такие, как я, провинциалы, которые приехали для того, чтобы в столице почерпнуть толику столичной культуры и общей мудрости. Это смешение типов священнослужителей тоже было очень интересным. Именно в семинарии я все эти типы для себя выделил и охарактеризовал. А иначе у меня просто не было бы материала для сравнения и наблюдений.
Раз в неделю архиепископ Евгений, ректор Московской духовной академии и семинарии, в Покровском академическом храме читал акафист Божией Матери. Все свободные студенты всех курсов семинарии и академии собирались в этом храме. Они выстраивались по голосам и внизу, и на балконах – внушительная толпа людей в подрясниках или форменных кителях – и пели этот акафист. Такое замечательное церковное пение, когда весь народ поет единым слаженным хором, я слышал только в этом месте. Это выглядело как символическое представление всего христианского народа. А читающий акафист предстоятель, архиерей, главный руководитель академии и семинарии, являл собою центр воли, духа, мысли, чувств и настроений всей этой большой христианской массы. Это удивительное единение всего студенческо-преподавательского сообщества в молитве производило неизгладимое впечатление.
Был интересен семинарский студенческий фольклор. Студенты всегда неуверенно чувствуют себя перед экзаменами. Состояние предэкзаменационной лихорадки было нашим привычным болезненным синдромом. Мы делились друг с другом всевозможными способами, как из этого состояния выходить. Некоторые говорили: «Вот есть старые профессора, они же жители Сергиева Посада, их родители похоронены тут неподалеку» – и даже указывали, где именно. Чтобы сдать экзамен, они шли на могилу родителей и начинали усердно молиться. Просили их присниться своему сыну и дать ему строгие указания милостиво принимать экзамен у конкретного студента. Многие уверяли, что этот метод очень хорошо срабатывает, они его всегда использовали. Семинария в этом отношении не слишком отличается от других учебных заведений. В студенческой жизни встречалось много всего веселого и живого.
Время учебы в Лавре – особый слой моей жизни, напряженный духовно, напряженный интеллектуально, окрашенный очень богатой палитрой общения и гарантированно христианский. В краткие периоды пребывания в Лавре у нас не было никаких сомнений относительно благочестия и правильности жизни, которую мы там вели. Достаточно было, как говорится, плыть по течению в том духе, который витал в Лавре. Этот дух сам по себе нас формировал, оказывал на нас доброе и благоприятное действие, вел в том направлении, которое было для нас нужно и спасительно. С того времени прошло уже довольно много лет, но полученные впечатления не угасают и не теряют своей привлекательности. Наоборот, с годами пережитое кажется все более важным и значительным. Теперь, когда я порой бываю в столице, я всегда стараюсь посетить Сергиев Посад, поклониться святыням Троице-Сергиевой Лавры и вновь ощутить ее замечательную духовную атмосферу.
Протоиерей Димитрий САВЕЛЬЕВ
